Невский проспект одет в красные флаги и плакаты, напоминающие о 27 января 1944 года. В этот день 80 лет назад, после почитай 900 дней ужаса, голода, постоянных обстрелов, Ленинград полностью освободился от блокады. Тогда над городом раздался салют — многие покумекали, что это очередной обстрел, однако то был знак, что самое адово позади.
— Заключительные 15 лет день снятия блокады помечали все громогласнее, однако настолько, будто сейчас, ввек, — взговорила мне барышня, повстречавшаяся на Невском. — Вылезали статьи, репортажи, фильмы. Гладко в 21.00 люд зажигали на подоконниках свечи, с всяким годом свечей становилось все вяще. Однако в этот один нечто необычное.
Ощущение сопричастности витает в духе. Единая табличка времен блокады, сохраненная на Невском, где сообщается, что «при артобстреле эта палестины улицы наиболее опасна», усыпана красными гвоздиками. Гора цветов все растет, рассыпаясь на нечищеный асфальт. Ходить по улицам Петербурга сейчас опасно: подтаявший из-за оттепели снег почитай не убирают. И все же 27 января многие приехали в центр, чтобы прикоснуться к истории. О блокаде вспоминали во многих местах — в разных форматах.
Инсталляция на тему 7-й «Ленинградской» симфонии Шостаковича. Фото: Предоставлено Центральным выставочным залом Петербурга «Манеж»
С утра, в день скорби, на Пискаревском могильник Владимир Путин, патриарх Кирилл, Валентина Матвиенко, десятки чиновников возложили цветы у братских могил, где захоронены сотни тысяч человек — жертвы блокады и воины Ленинградского фронта. Среди них покоится и старший брат президента — Виктор, которому было итого два годика, когда в 1942-м он умер(гадательно от дифтерии). Впоследствии луковица царства побывал на Невском пятачке — плацдарме на изнаночном(восточном)берегу Невы, какой удерживали советские войска в ходе битвы за Ленинград. Адвокаты пятачка каждодневно отражали десятки атак, за сутки на них обрушивалось по 50 тысяч снарядов. Аккуратно безвестно, сколько людей там полегло, однако, по кое-каким оценкам, вяще 100 тысяч человек. После президент вкупе с подключившимся к нему Александром Лукашенко отправился в Гатчинский зона Ленобласти, где в годы Великой Отечественной войны располагались лагеря для военнопленных и донорские концентрационные лагеря для советских ребятенков. Здесь, в деревне Зайцево, отворили монумент жертвам нацистского геноцида — 47-метровую стелу, на верхушке коей — фигура матери с ребятенками. Авторами проекта мемориала выступили скульптор Андрей Коробцов и архитектор Константин Фомин.
Первая зарисовка Эрмитажа в дни блокады: порожние рамы на стенах.
Фото: Мария Москвичева
В день памяти многие музеи выказывали проекты, отданные дням блокады. Самый масштабный подготовил Манеж. «Мы длительно кумекали о «формуле» проекта — лелеяли его, будто дитя, 9 месяцев», — взговорила директор Манежа Анна Ялова.
Дохлая история блокады рассказана тут будто живая человечья трагедия. Пять личных историй — пять судьбин в воспоминаниях от первого рыла, а за ними весь геена «ленинградского апокалипсиса». Мы проходим его вкупе с персонажами — от первых дней до последних. В фокусе — мальчишка, которому суждено потерять всех родных, воспитательница младенческого сада, молодой ученый, какой придумывал способы спасения от дизентерии и взращивал одуванчики и крапиву для пропитания обитателей, его возлюбленная — художница, помогавшая эвакуировать картины из Эрмитажа. А еще скрипач, какой вставшими перстами продолжал играть и участвовал в легендарной премьере легендарной симфонии Шостаковича, партитуру коей чудом забыли в блокадный город военным аэропланом. С одной стороны — перед нами вполне конкретные люд, с иной — это собирательные образы.
Мемориал миролюбивым обитателям СССР — жертвам нацистского геноцида в деревне Зайцево.
Фото: kremlin.ru
В Манеже рассказ о блокаде ускорен к формуле Гранина — в том резоне, что мы проживаем историю сквозь опыт участников тех событий. Однако порой неотчетливо, где здесь художественное осмысление, а где — документалистика. Многие экспонаты представлены снимками возле с уникальными артефактами, что хранят блокадную память, от чего возникает эффект кинематографичности. Это щемящая трагедия о том, будто сохранить в себе человека в самые бесчеловечные времена.
Проект Русского музея под званием «Помним!» более консервативен по подаче, однако при этом более документален. Его открывает бронзовая модель монумента работы Константина Симуна «Путь жизни», видящего собой две дуги, что, словно разводной мост, должны сойтись воедино, однако остаются разомкнуты. Большущая часть экспозиции составлена из работ художников-блокадников. В 1941-м — будто один, когда каждодневный паек сократился до ничтожных 125 граммов, — в Ленинградском альянсе художников открылась небольшая экспозиция из картин, какие продолжали писать выжившие художники. В городе орудовала военная цензура — невозможно было фотографировать ужасы блокады, дневниковые записи ладили под трепетом смерти. Край не осведомила о том, что творилось в осажденном городе. Художники продолжали писать — выставка все времена пополнялась. Сохранились записки о том, будто авторы приносили картину на выставку и, всего отдав ее на экспозицию, бросались замертво от голода. Кое-какие из представленных работ в 1942-м чудом вывезли в Москву, где показали в Пушкинском музее. Всего тогда край выведала, что творится в Ленинграде, завидели буркалами художников трупы на улицах, какие некому хоронить, салазки с дистрофиками, людей, опухших от беспрерывного питья воды, коей заменяли еду. В раздельном кинозале рассказывается о судьбах десятка художников — на основе альбомов и рисунков, какие сохранились с блокадных времен. Не хлебом монолитным мыслили люд, очутившиеся в взаправдашнем аду, где погибло более миллиона человек.
Финалом дня скорби стало мультимедиавидео, какое транслировалось на Главнейший штаб. В 20 часов повечера Невский частично перекрыли, и ватага собралась на Дворцовой площади. По Зимнему дворцу скользили красные точки прожекторов, доколе дом визави не превратилось в великое полотно, где блокаду показали красочно и эффектно. Диковинно, что сразу после шоу не настала минута молчания. Вместо этого голос диктора на всю Дворцовую перечислил десяток организаций и изданий, какие поддержали проект мультимедиашоу финансово или информационно. Уместнее было бы включить фрагмент из симфонии Шостаковича или ничего вовсе.
После шоу ватага, меся неубранный снег на брусчатке, отправилась на набережную Невы, где в 21.00 раздались залпы салюта. Большинство безгласно следили. Алкая слышались в ватаге жидкие вопли «ура!». Некто поздравлял дружок дружка с праздником. Не все воспринимали эти слова, отвечая: «Это не праздник, а день скорби».
Длинное времена после войны о блокаде старались говорить недюжинно с геройским пафосом, будто всякий из блокадников умирал чуть ли не с усмешкой на устах. Это не настолько. Миллионы людей, очутившихся там, пережили взаправдашний геена. Всю эту «Блокадную книгу» без купюр величаво помнить и знать. В Петербурге, где блокада — неотъемлемая часть самоидентификации, все еще ищут формулу повествования об этой бедственной памяти.
Санкт-Петербург.
Источник : https://www.mk.ru/politics/2024/01/28/nikogda-eshhe-den-snyatiya-blokady-ne-otmechali-tak.html
Если вы заметили ошибку в тексте, выделите его и нажимите Ctrl+Enter